Жил да был Петруша Панишад.
Лес любил, елки-палки там всякие, березки, осинки, ивы, вязы, клёники. Кусты тоже любил и цветочки, и грибочки, и ягодки. Хороший мальчик был, жадноватый только. Временами даже страдал от этого. Потому временами, что жадность - такая штука, которая когда в силу входит, кажется, что и не жадничаешь вовсе, а просто все вокруг вредные и тебе не нравятся. А ежели не нравятся, то с какой такой радости делиться-то с ними?
Бывали, правда, совсем тяжелые случаи, когда не делиться надо было, а ему что-нибудь предлагали. Ведь вроде бы и вещь не нужная, а как сожмется внутри что-то, хоть плачь, но не взять не может. Он даже вывел логически, что слово сжиматься от слова жмот образованно.
Как-то раз, под Рождество, послала жена его в лес за елкой. "Да, - сказал Панишад, - надо бы в лес за елкой съездить." Рубить елку он конечно не собирался, ведь деревья он очень любил. Так что на самом деле он просто по лесу погулять отправился, а не елку рубить. Гулял он, гулял и заблудился. Стемнело в лесу, снег пошел, совсем Петруше холодно стало. Ветер задувал за воротник, нос замерз и покраснел, губы посинели, а зубы стучали так сильно, что создавалось впечатление, будто Панишад подмигивает. Он был так измучен, что больше не хотел жить. Ему захотелось лечь в снег и уснуть.
Неожиданно он вышел на тропинку и увидел вдалеке огонек. На лице его появилась улыбка, и быстрым шагом он пошел по направлению к домику, очертания которого уже вырисовывались на небольшой лесной полянке. Чем ближе он подходил, тем сильнее чувствовал удивительно нежный и вкусный запах. Подойдя к калиточке, Панишад застыл от удивления. Прямо перед ним, посреди дремучего леса стоял пряничный домик. Из трубы шел дымок, из окна струился мягкий свет. Петруша постучал, но никто не ответил. Он постучал сильнее, подождал немного и вошел.
- Есть кто живой?
Тишина в ответ.
Он сел поближе к печке, снял валенки и шапку, протянул к огню озябшие руки. Закрыл глаза и не заметил, как уснул. Проснулся только утром. Печка была еще теплой , и дрова, уложенные Панишадушкой, быстро загорелись.
Потрескивание дров в печке и гудение дыма в трубе согревало не меньше, чем само тепло. Уже нагрелся стоявший на печке чугунок, и в доме запахло кашей, которую Панишад заметил еще вечером. С удовольствием поев, он поставил чайник. Почему-то его не беспокоило где хозяева дома, и что они ему скажут, если придут.
Его больше
вообще
ничего
не беспокоило...
